За тех, кто не все ...
Поле заволокло дымом.
Солнце, с трудом пробиваясь сквозь клубы гари и пыли, выхватывало лежащих то тут, то там красноармейцев. Кто-то старался перекатиться к ближайшей воронке, кто-то пытался укрыться за невидимыми глазу кочками, кто-то уже не шевелился.
Над атакующими господствовал вражеский дот, в ответ на любое движение щедро поливавший всё вокруг сотнями разъярённых пуль. Их свист оглушал сильнее разрывов мин и снарядов, их свист означал смерть, в томительном ожидании стоявшую над каждым из измученных солдат. Их свист означал мгновенную боль и темноту. Их свист означал конец.
Но каждый надеялся, что не к нему тянет свои руки костлявая старуха. Не сейчас, может, минутой позже, а может, и ещё позже. Каждый хотел жить, но каждый понимал, что пока свирепствует пулемёт, достаточно на секунду высунуться и всё.
Осторожно приподняв голову, Виктор посмотрел по сторонам – не шевелился никто и понять, живые рядом или нет, было невозможно: одинаковые, цвета хаки бугорки, присыпанные землёй и вздрагивающие от разрывов.
«Все здесь подохнем», - он аккуратно прополз вперёд около метра и затих.
Пулемёт исступлённо строчил немного левее. Ещё два метра.
«Кажется, не заметили».
Справа взорвался снаряд, присыпав солдата свежей землёй. Виктор и прополз ещё несколько метров. Перед лицом, обдав горячим дыханием, пролетела взбешенная пулемётная очередь. Он сжался, приготовившись встретить спиной следующий свинцовый рой. Но смерть отвлеклась: краем уха солдат услышал чей-то сдавленный вскрик и предсмертное бульканье.
«Вперёд», - ещё несколько метров и бросок в спасительную воронку, по краю которой тут же взлетели фонтанчики земли: сидящие в доте были в доле с костлявой старухой и не хотели упускать новую жертву.
Виктор осторожно выдохнул и стер с лица грязь. Нестерпимо хотелось пить, он снял фляжку с ремня и, невесело усмехнувшись, отложил в сторону: распороло осколком или пулей.
«Может, благодаря ей и прожил эти минуты», - подумал солдат.
- Нет, благодаря мне, - раздался голос сверху.
Виктор вздрогнул и схватился за автомат.
- Не стоит, это бесполезно, - на краю воронки стоял средних лет мужчина в строгом чёрном костюме. Казалось, его абсолютно не волновала возможность быть простреленным очередью и не интересовали звуки боя. Звуки?
- Ты прав, солдат, вокруг тишина, - подтвердил подозрения Виктора неожиданный визитёр, - пока я здесь, для тебя вокруг нет ничего: ни боя, ни пуль, ни осколков, ни смерти.
- Ты кто?
- Отвечу вопросом, ты в Бога веришь? – усмехнулся мужчина.
- Я комсомолец, - хмыкнул в ответ боец, - атеист.
- Тогда представлюсь просто товарищем, так ближе? – собеседник посмотрел немигающим взглядом прямо в глаза, - но это не суть, я хотел поговорить о том, что ты собираешься сделать.
- Откуда ты знаешь, что я хочу сделать, - Виктор внимательно посмотрел на мужчину.
- Если я могу остановить время, то, согласись, твои планы для меня не тайна. Итак, это будет выглядеть очень патриотично и самоотверженно – положить свою жизнь ради спасения других, но есть ли в этом смысл, ради чего?
- Ради себя.
- Объясни.
- Всё равно мы здесь ляжем, так лучше погибнуть не просто пришитым пулями к земле.
- Это патетика, - отмахнулся товарищ, - обыкновенная пропаганда «один за всех и все за одного».
- Это мой выбор, - не согласился Виктор.
- Какой выбор, ради кого, ради них? - собеседник махнул рукой в сторону. – Некому будет о тебе вспоминать. Открою секрет, завтра в живых не останется никого: вас бросят в очередную атаку через – какая незадача – незамеченное разведкой минное поле. И вся рота будет похоронена в одной братской могиле, знаешь как? Соберут лопатами ваши кишки и сбросят в воронку от бомбы. Потом, присыплют землёй, а сверху поставят фанерную звезду, может, пальнут три раза в воздух и всё. Так ради чего? Чтобы какой-то полковник подписал донесение о боевых потерях, а спустя месяц вкрутил над пузом очередной орден? Может ради семьи? Чтобы дети гордились папой? Так пусть они гордятся живым отцом, вернувшимся с фронта, а не измазанным штампами листком похоронки! Ну да, признаю, ты совершишь подвиг и, возможно, о тебе напишет какая-нибудь дивизионная газетёнка, а то ещё и наградят посмертно. После войны твоим именем назовут школу или улицу, если эта история попадётся на глаза чину из Главпура (Главпур – Главное политическое управление наркомата (потом министерства) обороны СССР – авт.) и тебя решат раскрутить.
- Раскрутить? – Виктор трясущимися руками попытался сделать самокрутку.
- Именно, ещё говорят – распиарить, но это войдёт в обиход позднее. В общем, решат сделать из тебя известного героя. Но таких, как ты, тысячи и десятки тысяч, на всех героев не хватит бумаг, орденов и памяти. Да и судьбе известных тоже не позавидуешь. Не пройдёт и полвека, как ваши заслуги будут оплёваны и в лучшем случае забыты.
- Врёшь, - солдат попробовал вскочить, но ноги не слушались.
- Извини, я заранее перестраховался, - усмехнулся собеседник, - ты кури, Виктор, кури и слушай. Пройдёт полвека, и вас назовут пушечным мясом, тупым совком, шедшим в атаку под страхом смерти.
- Херня, - не выдержал солдат, - как можно на смерть гнать под страхом смерти, да мне лично по…
- Это тебе, - продолжил товарищ, - и сейчас. А твоим внукам будет казаться по-другому. Вы станете насильниками бедных немецких женщин, грабителями и мародёрами. Вас обвинят в том, что вы победили немцев. Вот если бы сдались, то потомки хлебали бы баварское пиво и сыто отрыгивали, набив пузо халявными свиными ножками.
- Не может такого быть, - Виктор растерянно посмотрел на свой автомат, - они что, не будут знать…
- Они не будут хотеть знать, - оборвал мужчина. – Зачем думать, когда им предложат взамен другой образ жизни: деньги, бабы и развлечения. Не бесплатно, совсем не бесплатно. Взамен твои внуки отдадут свою память и совесть. Я тебе больше скажу – в твоём родном городе и не только в нём, по всей Европе, которую вы зальёте своей кровью, будут ходить молодые парни, и кричать «Хайль Гитлер». Фашизм станет популярен вновь, только называться будет более благозвучно – неонацизм.
- Как же так, ведь мы же ради них, здесь, - солдат от волнения запнулся, на глазах выступили слёзы.
- Очень просто, а твои боевые товарищи буду рыться в мусорках в поисках куска хлеба, трясущимися старческими руками снимать с дырявых пиджаков ордена и медали и за копейки продавать молодым, нахрапистым и успешным спекулянтам, только называться они будут бизнесмены. Вот ради чего и кого вы исходите кровавым поносом в сырых блиндажах и гниёте в застоялых лужах. И, кстати, даже в земле не получится полежать спокойно: памятники будут сбрасывать или расписывать фашистскими крестами, а ваши раздробленные кости выкапывать из безымянным могил ради того, чтобы найти что-то стоящее для продажи. Всё потеряет ценность, кроме денег.
- Я не верю, - Виктор вытер льющиеся слёзы, - такого не может быть.
- Так будет, - сочувственно посмотрев на солдата, ответил мужчина, - государство развалится, и наступят всеобщая вакханалия и безумие.
- И ты предлагаешь?
- Да, - собеседник щелкнул пальцами, - я предлагаю тебе другой вариант: ты останешься живым в этом бою.
- Но для этого я должен…
- Ничего, - усмехнулся товарищ, - просто отдохнуть в воронке. Я предлагаю пробить тебе ноги осколками. Рано или поздно ваши командиры поймут, что без артиллерийской поддержки здесь не прорваться, подтянут пушки и сотрут этот проклятый дот в пыль, а ты после госпиталя вернёшься домой, к семье. Я предлагаю дать смысл твоей жизни. Это награда мужество. Итак, ты согласен?
- Можно последний вопрос? – Виктор затушил самокрутку и взял в руки автомат.
- Конечно.
- Скажи, - казалось, слова давались с огромным трудом, - а они, наши внуки, все будут такими?
Мужчина вздрогнул и внимательно посмотрел на солдата:
- Нет, не буду врать. Не все. Среди них будут те, кто станет рыться в архивах, чтобы установить судьбу своих дедов и прадедов, те, кто будут искать ваши кости по лесам и болотам и хоронить их, те, кто даже ценой своей жизни попытаются остановить безумие и хаос в головах и на улицах. Те, кто станут хранителями памяти о вашей доблести и мужестве. Те, кто не продаст совесть и своё прошлое.
- Значит, будут и те, кто не все, - улыбнулся солдат и ещё раз, словно смакуя каждое слово, повторил, - те, кто не все
- Я понял, - мужчина собрался уходить, - свой выбор ты сделал, он принят. На прощание прими совет - то, что ты не веришь в Бога, не значит, что его нет, и, удачи тебе, боец…
Воздух опять наполнился дымом, гарью, свистом пуль и грохотом разрывов. Виктор потряс головой – всё происшедшее казалось странным сном. Он осторожно пошевелил ногами – они слушались.
«Видно, забылся на пару минут».
Свист пуль неожиданно стих.
«Меняют ленту, ну, раз он есть, то с Богом».
Выскочив из воронки, солдат бросился вперёд. Пулемёт молчал. Петляя и уворачиваясь от будущих очередей, Виктор приближался к доту, не сводя глаз с амбразуры.
«Только бы успеть».
Ствол высунулся и солдат услышал лязг затвора.
«Раз, два, три».
С силой оттолкнувшись, он буквально пролетел последние метры, метнул гранату в амбразуру и, закрыв её собой, прошептал:
«За тех, кто не все».
Прогремел взрыв. Тело мгновенно наполнила нестерпимая боль. Где-то вдалеке раздалось «ура».
Губы растянулись в последней улыбке, и наступила темнота.
Автор - Андрей Авдей
